М. Романенко
ТРИ ПУТИ В ЗАВТРА
Памяти художника Николая Кольчицкого

Техника - молодежи. - 1980. - № 10. - С. 16-17.

На могучем древе человеческой культуры отчетливо выделяются три ветви, непосредственно устремленные в будущее.

Это, во-первых, прогностика – наука о завтрашнем дне. Затем научно-фантастическая литература. И, наконец, фантастическая живопись, дающая нам зримые образы грядущих тысячелетий.

Читатели «ТМ», успевшие почти до конца ознакомиться с новым романом Артура Кларка «Фонтаны рая», наверняка обратили внимание на один примечательный эпизод из «биографии» этого произведения. Писатель построил здание романа не на пустом месте, а на базе вполне серьезного прогностического проекта советского инженера Юрия Арцутанова, причем узнал об идее ленинградца из картины «Космический лифт», написанной Алексеем Леоновым и Андреем Соколовым. Таким образом, к созданию романа оказались причастны все три упомянутые ветви.

В наше время такое происходит нечасто, хотя, казалось бы, на всех трех направлениях, ведущих в грядущее, достигнут значительный прогресс. Если прогностика, скажем, всего несколько десятилетий назад числилась исключительно по ведомству популяризаторов, то ныне большие коллективы ученых без конца гоняют по своим математическим полигонам всевозможные модели развития человечества, пытаясь предугадать финал самых радужных я самых мрачных «сценариев», закладываемых в компьютеры. Но литература, со своей стороны, давно уже сбросила тягостное бремя популяризаторства и «в погоне за светом и пространством» вырвалась на безграничные галактические просторы. Тем временем художники-фантасты, уйдя от чистого иллюстрирования, пытаются в своих произведениях по-новому осмыслить место человека во все ленной, чувством постигнуть единство всех сущих вещей, отыскать неявные параллели в очертаниях микро – в мегамиров...

Иными словами, прогностика и обе фантастики – литературная и изобразительная – шагнули весьма далеко. Но шагнули, если можно так выразиться, в разные стороны. Пути разведчиков будущего разошлись, и весьма основательно.

Такова одна из общих особенностей стремительного развития современной культуры. Во всех областях творческой деятельности мы сталкиваемся со все большей специализацией, и даже внутри той же самой литературы на наших глазах возникают новые самостоятельные направления, почти не взаимодействующие друг с другом.

Таким образом, продвижение вперед оказалось сопряжено и с приобретениями и с потерями. Очень полезно поэтому, воспользовавшись излюбленным приемом фантастов, мысленно оседлать машину времени и вернуться лет этак на тридцать назад, к истокам зарождавшегося в те времена научно-фантастического бума. Устремленные в будущее ветви культуры были еще крепко-накрепко связаны, и история романа А. Кларка никого бы не удивила. Именно тогда начинали работать в области научно-фантастической живописи такие художники, как Г. И. Покровский, А. Н. Побединский и Н. М. Кольчицкий, несколько работ которого мы здесь воспроизводим.

Бывший член редколлегии нашего журнала Николай Михайлович Кольчицкий, скончавшийся в прошлом году, проиллюстрировал в 60-х годах около десятка научно-популярных и научно-фантастических книг об освоении космоса. Среди них произведения К. Гильзина, Г. Гуревича, Б. Ляпунова, А. Штернфельда... Неоднократно его работы публиковались и на страницах «Техники – молодежи». Например, «Орбитальная станция» (слева) украшала обложку «ТМ» № 4 за 1950 год.

Заатмосферные базы, лунные корабля, фотонные звездолеты... Они приходили на картины художника из специальных научных работ, посвященных будущей космонавтике, а затем перебирались и в тексты фантастических произведений. Такие деятеля искусства, как Кольчицкий, всегда следили за последними научными достижениями. Техническое образование и многолетняя инженерная практика помогала художнику по-своему интерпретировать самые сложные проекты, в том числе и те, что казались многим абсолютно нереальными. Его фантастика зрима, конкретна и убедительна. Неспроста, вероятно, орбитальные станции в виде «бублика» – по Кольчицкому – впоследствии так прочно обосновались на страницах фантастических романов и повестей...

И сегодня, сравнивая картины художника с той удивительной реальностью, к которой мы успели привыкнуть, невольно задаешься вопросом: неужели так уж необратимо разошлись пути разведчиков будущего? Хочется верить, что это не так. Буквально каждый день приносит нам новые открытия, неожиданные изобретения, смелые проекты. Все они ждут своего воплощения в зримых, понятных каждому образах. А разве современная научная фантастика не может подсказать художнику новых, весьма любопытных тем? Например, пресловутый гиперперенос – мгновенное перемещение материальных тел на колоссальные расстояния. Пробовал ли кто-нибудь из нынешних живописцев изобразить это? Едва ли. А биоэнергетика? А телекинез? А хроновизоры, позволяющие заглядывать в иные эпохи?..

Да, очень хочется верить, что дороги разведчиков будущего опять сблизятся, разумеется, на качественно новом уровне. Хочется верить, что не за горами появление мастеров, которые сумеют стать таким же полноценным связующим звеном между современной наукой и современной фантастикой, каким были в свое время Николай Михайлович Кольчицкий и его соратники.

Работы художника Кольчицкого

Городомля - второй по величине остров на Селигере. В путеводителях можно прочитать о необыкновенной красоте его лесов - именно там, как утверждают, художник И.И.Шишкин написал этюды, которые стали основой его картин "Корабельная роща" и "Утро в сосновом лесу". Там же можно узнать и про историю острова - он принадлежал боярину Борису Федоровичу Лыкову, а в 1629 году был им подарен монастырю Нилова Пустынь. О современности же путеводители почему-то умалчивают.

Попытка восполнить этот информационный пробел самостоятельно вряд ли удастся. С озера остров действительно очень красив. Однако полюбоваться "шишкинскими соснами" вблизи не так-то просто. На северной окраине Осташкова вы можете разыскать маленькую пристань, с которой несколько раз в день ходит "речной трамвайчик" до Городомли. Но не спешите брать на него билет - прибыв на место назначения, вы обнаружите, что в конце причального мола находится проходная, через которую вас не пропустят, и вам придется возвратиться в город обратным рейсом. Столь же малоуспешной окажется и попытка попасть на остров на своем водном транспорте. Подплыв к острову, вы заметите плавающие вокруг него красные таблички с надписью "Запретная зона". Если это вас не остановит и вы все-таки высадитесь на берег - вы увидите, что весь остров обнесен по периметру колючей проволокой, а подоспевшая охрана быстро убедит вас отплыть восвояси.

Не поможет и обращение к картам - на большинстве из них вообще нет никаких подробностей относительно Городомли, а на недавно изданной крупномасштабной карте Селигера хотя и можно разглядеть два небольших скопления зданий, но около каждого их них почему-то написано "пионерлагерь".

Что же за тайна скрыта на "Острове", как часто называют Городомлю местные жители?

До последнего времени прочитать что-либо о недавнем прошлом и настоящем Острова было негде. В послежние же годы происходящее там перестало быть тайной, хотя отголоски былой завесы глухого молчания все еще сказываются, и в одном из опусов какого-то очередного "короля российского боевика" лихо описано, как агенты "хороших спецслужб" громят расположенную на Городомле тайную лабораторию по разработке то ли "психотропного", то ли "психотронного" оружия, организованную "плохими спецслужбами". (Впрочем, одной фразы из этого творения: "Пассажирский самолет Ту-134 внезапно изменил курс и совершил посадку в аэропорту небольшого города Осташков" - достаточно, чтобы понять: автор в описываемых им местах никогда не бывал. Наверно, эта книга вполне заменит местным жителям сборник анекдотов.) На деле же все обстоит прозаичнее - и гораздо интереснее.

* * *

Немецкая ракета «Фау-2» Во время второй мировой войны в Германии была создана и доведена до боевого применения баллистическая управляемая ракета А-4 ("агрегат-4"), более известная как "Фау-2" - принципиально новый вид оружия. Ясно, что это оружие крайне заинтересовало союзные державы, в первую очередь - СССР и США, не имевшие ничего подобного. Хотя и в СССР, и в США еще до войны были созданы и испытаны опытные образцы жидкостынх ракет, но это были небольшие ракеты, изготовляемые в единичных экземплярах группами энтузиастов, пролетавшие в лучшем случае несколько километров. Они не шли ни в какое сравнение с боевой ракетой, серийно выпускаемой тысячами штук, имевшей дальность полета около трехсот километров и несшей к цели тонну взрывчатки. О размахе немецкой ракетной программы можно судить по тому, что в итоге на нее была затрачена примерно такая же доля германского национального дохода, как выделенная в США на создание атомного оружия доля дохода американского.

В литературе на русском языке, посвященной немецким ракетам времен второй мировой войны, часто встречается описание той бурной деятельности, которую развили американцы в ее конце, стремясь заполучить образцы этих ракет, а главное - разрабатывавших их инженеров. До последнего времени совершенно умалчивалось то обстоятельство, что Советский Союз занимался тем же самым - и примерно с тем же размахом. (В одном отечественном художественном фильме на эту тему Главной Конструктор высказывался в том плане, что ему-де нечему учиться у немцев, так как он уже выучился всему у Циолковского.) В последние годы об этом стали писать открыто - правда, почти всегда с оговорками, что использование немецкого опыта якобы не оказало сколько-нибудь заметного влияния на создание отечественной ракетной техники. Факты, однако, свидетельствуют об обратном.

Найденная на полигоне камера сгорания Впервые советские специалисты непосредственно познакомились с немецкими ракетами еще во время войны, в 1944 году. Англичане информировали советское руководство о том, что на территории Польши имелся немецкий ракетный полигон. Как только наступающая Советская Армия заняла территорию полигона, туда прибыли советские инженеры - среди них были М.К.Тихонравов и Ю.А.Победоносцев. Им удалось найти на полигоне сохранившуюся камеру сгорания, куски топливных баков, детали корпуса ракеты и многое другое. Все собранные находки были привезены в Москву и строго засекречены. Изучали найденные детали В.Ф.Болховитинов, А.М.Исаев, Б.Е.Черток, Н.А.Пилюгин и В.М.Мишин.

В 1945 году в Германию было послано много советских инженеров — специалистов в разных видах техники и технологий - среди них В.Ф.Болховитинов, А.М.Исаев, Б.Е.Черток, позднее В.И.Кузнецов, В.П.Мишин, Н.А.Пилюгин. Впоследствии Б.Е.Черток вспоминал: «Я был одним из первых, кто вылетел в Германию для изучения немецкой авиационной и ракетной техники. 23 апреля 1945 года меня произвели из рядовых сразу в майоры, я получил положенное обмундирование, пистолет ТТ и удостоверение с правом осматривать все объекты в Германии. Мои коллеги также совершили мгновенное превращение в старшие офицеры, и мы вылетели в составе группы Наркомата авиационной промышленности».

1 июня 1945 года эта группа прибыла в Пенемюнде - один из главных немецких ракетных полигонов. Ее члены были поражены увиденным там обилием ракетной техники - не только Фау-2, но и ряд малых ракет: "Рейнтохтер", "Рейнботе", "Вассерфаль", "Тайфун".

Другой немецкий ракетный центр - Нордхаузен, подземный завод, где работали узники концлагерей - находился в советской зоне оккупации, но был захвачен американскими войсками. В июле 1945 года американцы вывели войска из Нордхаузена. На следующий же день там появились советские специалисты. Хотя американцы вывезли из Нордхаузена все, что смогли, оставшиеся материалы были более существенными, чем считалось.

Институт «Рабе» Некоторе время спустя советские специалисты создали в Германии "Институт Рабе" - организацию по изучению немецкой ракетной техники. Название "Рабе", по-немецки "ворона", на самом деле было сокращением немецкой фразы Raketenbau und Entwicklung - "производство и разработка ракет". Институт находился в Бляйхероде - маленьком городке в глубине советской зоны оккупации. Работали там в основном немцы, бывшие участники немецкой ракетной программы. Начальником института стал Б. Е. Черток, директором — один из сотрудников немецкого ракетного центра. Работали слаженно, но скоро выяснилось, что немецкие сотрудники, которых удалось собрать, как правило, не были ведущими специалистами.

Причина этого состояла в том, что руководители и основные специалисты немецкого ракетного проекта во главе с В. фон Брауном и В.Дорнбергером (всего около 500 человек), будучи хорошо информированными, понимали, что фашистскую Германию ждет скорый и неминуемый крах и, выбрав меньшее из двух зол, двинулись на запад, навстречу наступающим американским войскам и сдались им. Они сообщили американцам об остальных сотрудниках ракетных разработок, и те вывезли многих их них в свою зону оккупации. Советской разведке стало известно, что около 300 немецких ракетчиков были сосредоточены в 3-4 км с той стороны демаркационной линии, которая охранялась американцами весьма небрежно. Советское руководство «Института Рабе» с благословения командования решило организовать переманивание наиболее ценных специалистов с американской стороны. Возглавил акцию совсем молодой офицер, выпускник Военно-воздушной академии имени Жуковского старший лейтенант Василий Харчев.

Немецкие ракетчики были расселены в отелях, на частных квартирах. Задача состояла в том, чтобы сагитировать их и затем переправить через линию демаркации. Для этого с помощью командования группа Харчева, включавшая немецких специалистов, их жен и знакомых, проходили в американскую зону и агитировали немецких ученых, главным образом щедрыми пайками и обещанием, что они получат хорошую работу в Германии, а не в США, где их неизвестно что ждет.

Таким образом удалось переманить в «Институт Рабе» несколько крупных немецких специалистов. Самым ценным «приобретением» был Гельмут Греттруп, который в Пенемюнде руководил разработками систем управления. Б.Е.Черток дважды встречался с Греттрупом, уговаривая его работать на СССР. В итоге Греттруп согласился на предложенные ему условия - зарплату в 5000 марок в месяц и виллу - и перешел в советскую зону с женой и двумя детьми. Черток также думал о том, чтобы заполучить в сотрудники и фон Брауна, но в конце концов отказался от этой идеи.

(Четверть века спустя, после успешного завершения первой американской экспедиции на Луну, один из коллег Чертока заметил: "Это все Черток виноват. В 1945 году он задумал украсть у американцев фон Брауна и с задачей не справился". Черток с обидой ответил: "И очень хорошо, что эта авантюра мне и Васе Харчеву не удалась. Просидел бы у нас фон Браун без толку на острове, потом отправили бы его в ГДР. Там, как бывшего нациста, никуда бы не допустили. А так с помощью американцев он осуществил не только свою, но и мечту всего человечества".)

Советские ракетные специалисты в Восточной Германии не теряли времени зря. Им удалось частично запустить один из немецких ракетных заводов. Кроме того, они обнаружили и отправили в СССР готовые комплектующие в количестве, достаточном для сборки примерно десятка ракет. Работа по освоению немецкой ракетной техники советскими конструкторами и инженерами совместно с немецкими учеными шла весьма продуктивно. О совместной работе советских специалистов и немецких ракетчиков в первые послевоенные месяцы в Германии, а в дальнейшем и в СССР интересно рассказывают в своих воспоминаниях Б. Е. Черток, В. Н. Смирницкий, В. П. Мишин и другие участники событий. Вот как это было.

Осенью 1945г. советским правительством было принято решение создать вместо «Института Рабе» новую организацию — институт «Нордхаузен» — более крупный, чем «Рабе», который вошел в его состав в качестве Института систем управления. Начальником института «Нордхаузен» стал Л. М. Гайдуков, а его заместителем и главным инженером — С. П. Королев, прилетевший в Германию в конце октября 1945г. В. П. Глушко, известный специалист по двигателям, прибыл сюда раньше вместе с группой Наркомата авиационной промышленности. Эта группа рассчитывала применить ракетные двигатели для самолетов.

Общий размах работ был настолько большим, что пришлось размещать заказы по всей советской оккупационной зоне Германии на сохранившихся заводах. Советские заказы выполнялись охотно, поскольку за них расплачивались самым дорогим по тому времени — продовольственными пайками.

Использовалась и такая форма ознакомления с опытом немецких ракетчиков, как их воспоминания, размышления, прогнозы будущего ракетной техники. Работавшие в институте «Нордхаузен» немецкие инженеры Гельмут Греттруп и другие составили подробные отчеты о своей деятельности в Пенемюнде, о разработках будущих ракет, над которыми работали в третьем рейхе.

Совместная работа советских инженеров-конструкторов с немецкими специалистами протекала вполне нормально. Каких-либо эксцессов, проявления антисоветских настроений не было.

Однако немецким военным специалистам (и не только по ракетной технике) предстояло пережить серьезное испытание. В апреле 1946 г. Совет министров СССР принял постановление о переводе всех работ по военной технике в Советский Союз. В частности, 13 мая 1946 года был выпущен секретный указ, предписывающий создание сети научно-исследовательских организаций в области ракетной техники:

* НИИ-88 (Подлипки), разработка ракет, директор - генерал Гонор, главный конструктор - Королев;
* ОКБ-46 (Химки), ракетные двигатели, главный конструктор - Глушко;
* НИИ-885, системы наведения, главный конструктор - Рязанский;
* НИИ-885 (Монино), системы управления, главный конструктор - Пилюгин;
* НИИ-10, гироскопы, главный конструктор - Кузнецов;
* ЦКБ, стартовые комплексы, главный конструктор - Бармин;
* Ракетный испытательный полигон (местоположение должно было быть выбрано впоследствии), командующий - генерал Вознюк.

Это решение о переводе работ в СССР касалось и немецких специалистов, связанных с разработками в области авиации, ракетостроения, атомной энергии, электрорадиотехники, оптики, химии и т. п. Общий список ученых, подлежащих эвакуации в Советский Союз, насчитывал около 7000 человек, не считая членов семей. Каждому выделяли продовольственный паек и подъемные в размере 3000—10000 рублей в зависимости от занимаемого положения. Предстоящий переезд в СССР держался в тайне от немцев, чтобы исключить попытки побега на Запад. Руководил операцией заместитель Берии, который тогда возглавлял МВД, генерал-полковник И. А. Серов.

По его поручению советские руководители конструкторских организаций в Германии заблаговременно подготовили списки наиболее ценных специалистов. Отобранных лиц должны были вывезти в СССР независимо от их желания. Для осуществления операции по эвакуации ученых было привлечено до 2500 сотрудников управления контрразведки группы советских оккупационных войск, а также солдаты для погрузки имущества немцев. Все произошло стремительно и совершенно внезапно для немецких специалистов. Ранним утром 22 октября 1946г. к домам, где жили германские специалисты, подъехали армейские грузовики. Сотрудник МВД, сопровождаемый переводчиком и группой солдат, будил обитателей дома, зачитывал им приказ об их немедленной отправке в СССР для продолжения работы, просил взять с собой членов семьи и любые вещи, которые они хотели вывезти. Семьи и багаж грузились на автомобили и следовали на вокзалы. Там уже их ждали готовые к отправке железнодорожные составы. Большинство немцев согласились ехать добровольно, некоторых везли против их воли.

Что касается ракетных специалистов, то возражений против их перемещения в СССР не наблюдалось. Когда в Нордхаузен прибыли железнодорожные поезда с пассажирами и товарными вагонами, русские и немцы собрались в ресторанах на банкет. Он продлился до часу ночи. А утром началась эвакуация. Работникам МВД и солдатам было строжайше предписано соблюдать максимум корректности. Приказано было также разрешить ехать в СССР любой женщине, которую немецкий специалист захочет взять с собой, даже если это не жена. Но применять физическое насилие категорически запрещалось. Предписывалось помогать брать все вещи, которые они пожелают.

По одним данным, в СССР прибыло более 150 немецких специалистов по ракетной технике, а вместе с семьями около 500 человек. Среди них насчитывалось 13 профессоров, 32 доктора-инженера, 85 дипломированных инженеров и 21 инженер-практик. Среди новоселов были такие специалисты, как В.Вольф - баллистик, руководитель группы с немецкой стороны, Пейзе - термодинамик, Ф.Ланге - специалист по радиолокации, В.Альбринг - аэродинамик, ученик Л.Прандтля, К.Магнус - физик и теоретик-гироскопист, Г.Хох - теоретик и специалист по автоматическому управлению, Блазиг - специалист по рулевым машинкам и уже знакомый нам Г.Греттруп - очень крупный специалист по электронике. Однако другие источники называют более крупные цифры прибывших в СССР немецких ракетчиков.

Вначале немецкие специалисты были направлены на работу в советские ракетные институты в Химках, Монино и Подлипках. Но впоследствии их всех собрали в одном месте. Приехавших немецких ученых и инженеров разместили в жилом городке крупного научно-исследовательского института, занимавшегося перед войной проблемами борьбы с опасными заболеваниями скота (а возможно, также и работами в области биологического оружия), но переехавшего в другое место. Находился этот городок на острове Городомля. Первая партия из 234 немецких специалистов прибыла туда 22 мая 1947 года, а в мае 1948 года там собрали всех немцев. С тех пор они не знали, как используются их разработки в СССР и насколько русские продвинулись в своих собственных проектах.

Место для работы немецкого научно-исследовательского коллектива было выбрано не случайно. Селигер в те времена был довольно глухим уголком: единственным нормальным путем сообщения с внешним миром была железнодорожная ветка Бологое-Великие Луки. Автомобильная дорога на Торжок была грунтовой, и даже двадцать лет спустя проезд по ней занимал часов шесть. По другим же "дорогам" проехать было вообще нельзя. К тому же Городомля отделена от суши достаточно широкими проливами, и попасть на нее незамеченным практически невозможно - а во время ледостава и ледохода Остров вообще оказывался отрезан от остального мира. Все это способствовало сохранению в тайне и работ немецкого коллектива, и самого его существования.

Несмотря на голодное время, питание было хорошим. Да и платили немцам немало, от 4 до б тыс. рублей, а советские конструкторы такого же ранга получали 2,4—6 тыс. рублей. По выходным дням периодически вывозили в Москву, в театр, музеи.

Организация немецких специалистов, размещенная на острове Городомля, получила статус филиала №1 НИИ-88. Филиалом он назывался потому, что головная организация НИИ-88, где работали советские специалисты, как уже было сказано, находилась с лета 1946 г. в Подлипках под Москвой (ныне г. Королев), а часть, занимавшаяся двигателями, в Химках. Одно время в Химках работало и несколько немецких двигателистов. При их участии был разработан ракетный двигатель КС-59 "Лилипут" - радикально новый тип ракетного двигателя с плоским форсуночным днищем камеры сгорания и давлением в камере 60 атмосфер - и построено несколько его уменьшенных моделей. Первый образец двигателя был готов в конце 1948 года. Он предназначался для проектируемой немцами ракеты Р-14 (другое название - Г-4). В процессе испытаний двигателя немецкие специалисты постепенно оттеснялись на второй план и в конце концов были полностью отстранены от работ в Химках. Они не знали, что испытания двигателя продолжались и после конца 1948 года (с лета 1949 года по апрель 1950 было проведено около сотни стендовых испытаний). Эти разработки послужили основой для двигателя Глушко ЭД-140 с тягой в 7 тонн, который был создан в 1951 году. В свою очередь, конфигурация ЭД-140 стала базовой для всех двигателей конструкции Глушко на протяжении следующих 15 лет.

Ракеты Фау-1 и Фау-2 были тщательно изучены и опробованы в испытательных пусках. В сентябре 1947 г. советские и немецкие специалисты-ракетчики выехали на полигон в Капустин Яр, расположенный в низовьях Волги. Ехали в специальном поезде-лаборатории, который был сделан еще в Германии. Его оборудование позволяло получать характеристики любого элемента ракеты, испытывать и проверять ее различные компоненты и узлы. Жилые вагоны обеспечивали хорошие условия для работы и отдыха. Министерство Вооруженных сил СССР создавало полигон для испытаний ракетной техники, который именовался тогда государственным центральным полигоном. Он находился в междуречье Волги и Ахтубы. На восток, по направлению стрельбы, незаселенные заволжские степи, на расстоянии около тысячи километров никаких крупных населенных пунктов нет.

Начались горячие дни подготовки к испытательным пускам ракеты. В те дни было немало неполадок с оборудованием. При выявлении причин недостатков вспыхивали жаркие споры. Возникавшие проблемы обсуждались на заседаниях Государственной комиссии. Ее председателем был маршал артиллерии Н.Д.Яковлев, в состав входили Д.Ф.Устинов, И.А.Серов (заместитель Берии) и другие ответственные лица.

Первый пуск ракеты Фау-2 состоялся 18 октября 1947 г. в 10 часов 47 мин. Ракета пролетела 207 км и, отклонясь на 30 км от курса, разрушилась в плотных слоях атмосферы. А вот со второй ракетой, по воспоминаниям участников, вышел конфуз. Еще на активном участке полета (пуск был произведен 20 октября) зафиксировали сильное отклонение ракеты налево. С расчетного места падения докладов не поступало, а полигонные наблюдатели доложили, что ракета «пошла в сторону Саратова». На полигоне заволновались. Серов грозил ракетчикам большими неприятностями, если ракета упадет на город. К счастью, все разрешилось благополучно: ракета пролетела 231 км, но отклонилась на 180 км. До Саратова она все равно бы не долетела (расстояние более 270 км).

Но поскольку первый блин получился комом, высокое начальство было обеспокоено. Положение спасли находившиеся на полигоне немецкие специалисты. Доктор Магнус, специалист в области гироскопии, и доктор Хох — знаток в области электронных преобразований и управления — засели в вагон-лабораторию и начали экспериментировать с полным набором всех штатных приборов управления. Они выявили причину вредной помехи, сделали необходимые изменения на очередной ракете, и эффект сказался сразу — отклонение стало небольшим. Немецкие ученые и их помощники получили премии — по 25 тыс. рублей каждый. По тем времени это были большие деньги. Кроме того, Устинов распорядился выдать им на всех канистру спирта, что в условиях заброшенного в степях полигона тоже играло не последнюю роль.

Другой важной задачей, стоявшей перед советскими и немецкими специалистами, было развертывание производства ракет в СССР. После изучения образцов немецкой техники конструкция ракеты была приспособлена к возможностям советского производства. Очень многое пришлось дорабатывать. Особенно много проблем возникло при создании отечественного аналога системы управления Фау-2. Очень непросто, как пишет Б. Черток, было внедрять ее в серийное производство из-за высокого технического уровня. Кстати, производство ряда приборов для ракеты налаживалось также на Городомле. Советская копия Фау-2 получила название Р-1, 10 октября 1948 года на полигоне Капустин Яр состоялось ее первое успешное испытание, и вскоре она была принята на вооружение.

Ракета Г-1 (проект группы Греттрупа) Работавшим на Городомле немецким специалистам поручили также сконструировать более мощную и совершенную ракету, чем Фау-2. В июне 1947 года у директора НИИ-88 состоялось совещание по перспективам городомленского филиала, на котором было принято решение о разработке такой ракеты. Проекту присвоили индекс «Г-1». Руководителем проекта и главным конструктором новой ракеты назначили Гельмута Греттрупа. Созданный для этого отдел формально получил те же права, какими пользовались все другие научно-исследовательские отделы НИИ-88. Советские сотрудники должны были помогать филиалу.

Уже в сентябре того же года немцы вынесли свой проект Г-1 на обсуждение научно-технического совета НИИ-88. Выступивший с докладом на этом совещании немецкий конструктор Греттруп говорил: «Ракета с дальностью 600 км должна быть ступенью для последующего развития ракет дальнего действия, и именно наша конструкция дает возможность для разработки ракет с еще большей дальностью действия. В дальнейшем также целесообразно разрабатывать оба проекта параллельно, но совершенно независимо друг от друга, вплоть до изготовления опытных образцов и проведения пробных пусков». Греттруп высказал уверенность в высоких достоинствах своего проекта, содержавшего принципиально новые идеи и предложения, отметив увеличение дальности вдвое без увеличения размеров ракеты и повышение точности попадания в 10 раз.

Работа над проектом "Г-1" продолжалась несколько лет, в ее ходе был сделан целый каскад новых, революционных предложений. Однако в Подлипках осуществлялся параллельный проект создания подобной ракеты такого же класса - силами только советских специалистов. Руководитель работ над советской ракетой С.П.Королев уже набрал достаточное влияние в советском руководстве и не желал делиться заслугами с немецкими конкурентами. Естественно, что лучшее оборудование и необходимые материалы получали Подлипки, а не Городомля. Кроме того, советская конструкторская группа была полностью осведомлена о проектных решениях немцев, немецких же специалистов в детали советского проекта не посвящали.

Немецкие специалисты понимали это. В начале 1948 г. Греттруп жаловался руководству НИИ-88, что его филиал не может провести нужные для работы эксперименты, т. к. не имеет оборудования необходимого качества (аэродинамических труб, испытательных стендов и т. д.), полигонов, авиатехники. На очередном заседании научно-технического совета в декабре 1948 г. было зафиксировано, что ракета по проекту Г-1 в эскизном проекте получила дополнительные преимущества, по сравнению с качествами, доложенными около года назад. Дальность была уже не 600, а 810 километров. Точность попадания составляла около 3 км. В проекте был использован целый ряд новшеств - дюралюминиевый корпус, несущие баки. В результате сухой вес ракеты снизился до 1.87 тонны (Фау-2 весила 3.17 тонны), а дальность по сравнению с Фау-2 увеличилась почти втрое. Однако этот проект остался на бумаге и реализован не был. Одной из причин этого была, вероятно, техническая отсталость Советского Союза: технологии в послевоенном СССР находились на уровне германских технологий 30-х годов. Поэтому из двух конкурирующих проектов - советского Р-2 и немецкого Г-1 - был выбран советский, несмотря на то, что немецкий проект был признан лучшим во многих отношениях. Впрочем, ряд идей, заложенных в проект Г-1, был впоследствии использован в советских разработках: несущие баки, переднее расположение бака с окислителем, управляемое по радио выключение двигателей.

Ракета Г-2 (проект группы Греттрупа) Следующей разработкой немецких специалистов стал проект Г-2 - мощная ракета, способная доставлять боеголовку весом в тонну на расстояние свыше 2500 км. В поисках оптимального технического решения группа Греттрупа рассмотрела около десятка вариантов компоновки ракеты. При этом был выдвинут целый каскад новых идей - продольное и поперечное деление ракеты на ступени, поворотные двигатели, сброс части двигателей в процессе разгона. В итоге конструкторы остановились на ракете конической формы. Государственная комиссия рассмотрела два проекта - Г-2 и конкурирующий проект Королева Р-2. Немецкий проект был признан лучшим, однако из-за технологических сложностей в итоге предпочтение было отдано королевскому проекту Р-2, который представлял из себя некоторую модификацию все той же Фау-2.

Ракета Г-4 (проект группы Греттрупа) Впоследствии немецким специалистам поручили разработку еще более мощной ракеты - опять-таки параллельно с аналогичным советским проектом. Этот проект носил название "Г-4" и состоял в разработке ракеты-носителя с дальностью 3000 км и боевой нагрузкой в 3 тонны. Работа над проектом началась 4 апреля 1949 года. Целью разработки было создание ракеты, способной доставить атомную бомбу весом в 3 тонны в любую точку Западной Европы.

1 октября 1949 года Научно-технический совет НИИ-88, в том числе Гонор, Победоносцев и Королев, посетили Городомлю. Немцы доложили о результатах советским коллегам, которые увезли с собой их материалы. В ноябре того же года немецких конструкторов попросили внести в проект ряд изменений, которые были выполнены к февралю 1950 года. Тем временем 7 декабря 1949 года в НИИ-88 рассмотрели два проекта - Г-4 и Р-3 конструкции Королева - и немецкий проект был признан лучшим из двух. Однако проект Г-4 также не был реализован.